Там, где нет зла
Там, где нет зла
Священник Константин Камышанов
Бог обидел праведного Иова. Лишил тысяч баранов, козлов, кошек, тряпок, варварской дикарской одежды, перстней тюрьма-работа, сапогов, палки в руке, друзей нищебродских бизнесменов, сыновей и дочерей.
И жена его – праведна была, когда сказала мужу, покрытому гнойными ранами:
- Похули Бога и умри!!!!!
Умри!
Похули Бога!!!
Какова баба! Лютая и смелая
Есть прелесть в том, чтобы хлопнуть дверью перед лицом, обидевших тебя. Хлопнуть дверью перед лицом Бога – благодать на благодать сатанинская. Сатанинская, но благодать
Вообще, грех сладок. Сладок блуд. Сладка месть. Сладко унижение врага. Сладок был полет Фомы Брута под бабой-ведьмой. Кто под такой ведьмой, тот знает: расслабься, а то хуже будет. Злая баба – червь неутомимый, огнь неугасающий, хлад тонок и обморок ума.
Фоме лететь под бабой-ведьмой было сладко
Вдруг земля стала прозрачной. Нагие русалки выплыли к поверхности мерцающего озера и выставили белоснежные упругие груди. И засмеялись звезды. Ты слышал как смеются звезды?
Сладко пить вино и валяться в бурьяне. Сладко дать в морду. Сладость греха украшает жизнь дурака
Как у Фазиля Искандера. Сидит Сталин в Абхазии на даче и думает:
- Счастье – это когда отомстил врагу. Может быть убил его. А потом сидишь за столом и выпиваешь Хванчкару. Выпил полбутылки. И еще осталось. А ты не спешишь. Пусть стоит!
Летит Фома-философ под ведьмой, а травы песни поют. Звезды смеются. Разве такое можно для простого слесаря-водопроводчика или депутата городского собрания!? Они, кроме глупых денег, не понимают счастья. А тут музыка хрустальных сфер. Льются тонкие благодати и сладко и холодно обвораживает сердце
Красота? Нет. Ужас. После восторга зла наступает тошнота блуда. Тошнота отравления ничто по сравнение с рвотой души
Грех – банковский заем сатаны. Получил в банке ада кредит, а проценты выплачивать всю жизнь. Нагадил, наблудил, и нет руки или ноги в Царствии небесном. Все люди как люди, а ты – оковалок. Пустили в сад Божий, а ты инвалид без рук и без ног. Пой и нелезь никуда. В царствие небесное берут и инвалидов. Взяли, тебя, такого всего юродливого, а ты в Раю не горы созидаешь, не сирени придумываешь, не венцы праведниками мастеришь, ни небесное авокадо печатаешь на 3д принтере, а на колясочке ездишь и питаешься милостью праведников. Добро, но стыдно. Хорошо быть уродом в Царствие Божием. Но как-то тошно. И цена какая-то гнусная, липкая, обманная, сладость греха, плюс блевотина смерти. Блуд тела, блуд мысли, блуд чувства. Что это такое? Все что без Бога. Все что без Святого Духа – грех и подлость
Бог обидел праведного Иова. Лишил тысяч баранов, козлов, кошек, тряпок, варварской дикарской одежды, перстней тюрьма-работа, сапогов, палки в руке, друзей босоногих нищебродских бизнесменов, сыновей и дочерей.
Все мы что-то теряем. Кто-то потерял любовь. Кто-то потерял деньги. Кто-то потерял лицо, и сгорает от стыда и своей мерзости и подлости. А кто-то просто потерял себя
И мы как на юру и на ветру. Все есть, а счастья нет. Все есть, а на сердце полынь горя и мечты, которые хуже яда. И душа не плачет. Она просто уже оглохла от боли и одиночества
Но, прав Иов – Бог не дремлет. И как бы сказать, чтобы не рассмешить: «Он любит»
И если быть внимательным к состоянию сердца , то можно без труда увидеть точки входа Бога в нашу жизнь. Или точки входа греха
Есть точки входа в душу греха. И тогда, бес, например, через гордость, приводит компанию дружественных бесов. Первого – беса блудного разжжения. Беса гнева. Беса уныния. И беса убийственного самолюбия. Погордился? И получи компанию извергов в недра израненного сердца.
Или напротив. Когда найдешь место посещения Божия, то уже знаешь: Бог тут! Как знаешь? Непонятно как ощущаешь, что нет ни зла , ни смерти.
Нам с женой уже под шестьдесят. А мы все как не поймем как так? Вот еще совсем недавно мы смеялись в Летнем саду Ленинграда. А нам пахла сирень Марсового поля, и над нами летели голуби. Вот, как вчера, в 1980году, мы сидели у сфинкса у Академии и смотрели на Адмиралтейство, и нам казалось, что есть, сфинкс, горячая рука друга в моей руке, жемчужное небо над Невой и нет ни зла, ни смерти. А у ног плела слова любви шикарная полная Нева. Нева – красавица. А над шепчущей волной и дыханием воды - близкие глаза друга и эфир любви, который струит летний питерский зефир.
И я запомнил точку входа в бессмертие. Мы шли обнявшись, по Петергофу, и нам казалось, что есть на свете только одна вечность – наша любовь, сирень, море, Самсон-фонтан. И притом, любовь вечная. И что над нами небо – это лицо кого-то такого, кто очень хорошо относится к нам. Как лицо отца
Сегодня такой точка является алтарь моего храма. А я там все забываю. Даже саднящую тоску памяти инсульта. Даже тоску по умершему отцу. Даже тоску о себе. О себе, думать, вообще ядовито и вредно.
Алтарь он не только в храме.
Меня однажды ругали за то, что я посмел думать, что Бог действует только по епархиальному благословению. Я – русский человек. И церковь мне – мать. И я послушаюсь. Но кто укажет Богу? Кто дерзнет ему, как жена Иова, приказывать, когда Ему действовать и где.
Да, что ты такое, чтобы тянуть Бога за бороду?
Бог дышит, где хочет. Он отменяет естества чин, аще хощет. Конечно! Церковь лучше всех знает, чего хочет Бог и кто Он такой.
Но вспоминаю случай. Я был работником монастыря. А в обители был старец. А старец этот был в духе и любви Богоматери. Как знаю? Не скажу. Это надо видеть. Об этом свидетельствует рязанский народ. Бог любил старца. А старец был заводной
Пошел я на почту взять письма и деньги для монахов. Иду себе. Несу посылки. В монастыре служба поется. По небу летят перистые облака, похожие на крылья ангелов. Братия поет-трудится и изнывает от трудов. А мне приятно. Зима, солнце и служба приятная мне и Богу. Иди себе по селу. Несу конверты, переводы, и конфеты монахам . Как монаху без сладкого? Сам примет, да еще и подарит.
И, вот, иду я по селу. А навстречу Баба-Маша. Катит коляску и плачет
- БабМаша! Зачем плачешь? Богу и людям служишь – милость являешь. Младенца катаешь. А это самый сладкий ответ на Страшном Суде!
- Ах, Константин! Хотела я пойти в храм. А приехали дети. Они празднуют, а мне дитя катать надо. А на службу не попасть. Вот, я катаю дитё, гляжу на золотые купола и плачу. И говорю: « Прости, Господи, не пришла к Тебе! И плачу и плачу
Пришел в монастырь, а уже трапеза. Раздал бумаги, и говорю Авелю:
- Баба Маша, дитё, катает. На службу не пошла. И плачет и крестится на купола.
Отец Авель застыл. Помолчал. Лицо его сжалось, щеки задрожали, и ложка выпала из задрожавших рук. Он закрыл глаза и вновь открыл их полные слез:
- Братия! Нам эта служба была в привычку. И мы причащались спокойно и … я холодно. А эта Маша плакала.
И вся трапеза подавилась
- Быть может, мы остались без причастия, а Господь, сегодня, причастил одну эту Машу. Ангелы не хуже нас. Взяли и причастили Машу, как алтарники. Они держали ей свой красный плат. А Господь вместо священника. Кто мы такие, чтобы указывать Богу? Константин, поди, скажи Маше, чтобы не плакала
Пошел. А Маша все равно плачет, но смеется:
- А я что-то такое и знала
Бог шире церкви. Церковь шире церковной ограды. А алтарь – всякое место жертвы Богу. Например, наше сердце, чем на алтарь? Не по канону. Но канон – это только то, до чего догадались прекрасные и святые люди. А до всего Божественного догадаться нельзя.
Семья – малая церковь. А и в малой церкви есть малый алтарь. Стол, красный угол, детская колыбель и сам дом и сердце милого друга. Да, и твое сердце – малый алтарь
И трапеза благая в семье не хуже монастырской
Пошли с женой в сад. Сад – это такая советская запущенная дача с домиком голубятней. Я думал смогу сделать себе Дом архитектора в Саду. А не смог. То денег нет. То сил. Слабый я. И сдался. Людям и Богу не так мил, чтобы свой дом иметь. И ничто! И все равно, люблю Бога и никогда не послушаю:
- Похули Бога и умри!
Пошли в свои русские садовые джунгли. Завели мал-костер. Молчим. Комар летает. Майский жук шумит. Чужая кошка пришла. Трется о ноги, есть просит. Соловей вернулся к нам. В прогал яблонь видно, как чайки спят на лету среди перистых облаков.
Дым, сирень, ландыш свое слово отпускают в вечность. А мы молчим. Зачем беседовать словами?
На ветхих досках стола лежит сирень, стоит Шардоне и при нем золотое венчальное кольцо жены. И еще рассыпан миндаль, и ландыши
Молчи. Не спугни. Сирень говорит. Соловей говорит. БОГ ГОВОРИТ
Но если посмотреть со стороны, то пусто. Запущенный сад и два полустарика сидят, пьют вино из граненного стакана и молчат. А соловей с комарами поет и сердце прокалывает серебряной иглой
И стоит на столе Шардоне, а за ним, как за солистом Большого театра, лежит огромный пук сирени. А при нем – милое золотое кольцо жены. Его батюшка святил. Оно мне говорило, что эта красавица будет тебе другом в царствии небесном. А орешки? А они мне напоминают нашу старинную поездку в Крым тридцать лет назад.
Был апрель. Пасха. Я пел «Христос воскресе» в мечети-храме Генуезкой крепости. Русский охранник спал. А турист мусульманин сказал:
- Дай Бог! Дай Бог! Русский с Богом? Дай Бог всем по сердцу!
И, вот, я сижу и думаю:
- Сирень. Вино. Соловей. Чайка в небе. Жена – жасмин сердца моего.
А зла нет. И смерть я не понимаю. Какая такая смерть? Разве было такое время, когда меня не было. Да. У меня не было рук и ног. Я не слышал соловья и не видел миндальные орешки. Но!
Я БЫЛ ВСЕГДА.
И буду
Где ты зло? В этот вечер я не могу видеть тебя. И где это Чили? И где эти люди, которые не любят детей? И я не вижу, не вижу людей, которые не любят Бога. Они есть, но как стеклянные
Это точка входа в мир Бога. Я нашел ее. Нашел, по внешним приметам. В ней тишина и абсолютный мир. В ней нет зла. Даже памяти о зле. И, как странно: это наша дача в Рязани.
Это так, словно в нашем саду ангелы приоткрыли и забыли прикрыть калитку Рая до конца. А мы посидели рядом
Коты нам прихожане. Соловей – певчий. А наши сердца, на минуту, может быть, алтарь?
Я напрягаюсь представит себе зло и не могу. Сирень, ландыш, вино и жена не позволяют. И такое ощущение, что я есть, был и буду. А зло еще не родилось
Нам умереть не удастся. А любовь есть и, притом, вечная, там, где всегда лето и сирень
Это мое обручальное кольцо. Его мне дали Бог и жена.
Назад в раздел