Проповеди в Неделю о блудном сыне
Слово в Неделю о блудном сыне.
Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Каким образом можно „перевести” эту притчу, такую богатую и такую дивную, в понятия, которые относятся непосредственно к нам? Сейчас я попробую сделать это еще раз.
Как часто случается, что мы разрушаем глубокие, полные значения и смысла отношения, потому что привыкаем, что любящий нас человек дает, – дает щедро, дает постоянно, никогда не вспомнив о себе: просто дает; и как легко постепенно забыть дающего, помня только дары. Это случилось с блудным сыном, но это случается так постоянно в наших человеческих взаимоотношениях.
Взаимоотношения устанавливаются, потому что каким-то чудом мы вдруг человека увидим, действительно видим человека очами души во всей его красоте, в полном значении этого слова; и затем этот человек являет жизнью и величие, и щедрость души, и жертвенность. А потом постепенно человек для нас все больше утрачивает значение, а дары его – или ее – становятся все более вседовлеющими. Я не имею в виду дары вещественные; я имею в виду тепло, и ласку, и понимание, и столько других вещей. Источник забывается, обесценивается, и „важна” только вода, текущая из него ручейками.
И если мы и дальше продолжаем так относиться, то мы все больше и больше отрываемся от человека; человек существует для нас все меньше и меньше. Блудный сын сказал своему отцу: „Отдай мне то, что будет моим, когда ты умрешь”; иными словами: „Давай согласимся, что ты больше для меня не существуешь; мне нужно только то, что ты можешь дать...” И как блудный сын, мы тогда некоторое время живем из полученных даров; наше сердце еще согрето теплом, которое нам было дано, наш ум все еще живет богатством былого общения. Но постепенно и это истощается, потому что уже не питается от источника, и затем превращается в воспоминание, и мы делаемся голодными.
Все то время, что мы могли проживать полученные дары, мы были окружены людьми, которые хотели поживиться от того, что мы получили: мы были, как блудный сын, окружены людьми, которые облепляли его, пока он был богат богатством своего отца. Но когда ничего от богатства не осталось, они отпали. И оскудение вошло в его жизнь вторично: он отверг одно человеческое взаимоотношение, а теперь сам был отвергнут другими; он остался один... Он старался как-то пропитаться, но питаться было нечем, и он ходил изголодавшимся.
И вот часто в нашей жизни случается, что, оторвавшись от источника взаимоотношений, оказавшись отвергнутыми теми, которые думали, что они могут бесконечно пить от ручейков, струящихся через нас, мы оказываемся изголодавшимися. Если бы только в это мгновение мы могли осознать, что то, что мы забыли и утратили, – это качество живых отношений с Богом и живых отношений с людьми, которые нас окружают!
Мы не можем всю жизнь жить на подарках; жизнь возможна только в отношении к Богу, и в отношении к людям, как бы в непрерывном взаимообмене, когда мы столько же податели, сколько и приниматели щедрости людской и Божией. Но когда нам голодно, когда мы в отчаянии, когда мы, изголодавшись, умираем, – всегда ли мы вспоминаем, что мы отвернулись от Бога, от Живого Бога? Что мы отвергли живой Хлеб Небесный? Что мы создали с окружающими людьми ложные отношения, раздавая то, что не было наше, что было взято в то мгновение, когда оно было дано?
И тогда, значит, настало время нам задуматься глубоко и внимательно над самими собой, и понять, что мы согрешили против Неба, согрешили против отца, против брата, против ближнего, против сестры – против всякого человека вокруг нас. Согрешили – значит, порвали связь, стремясь освободиться от них, – нет, не совсем, – стараясь не иметь с ними отношений дарующего, а относясь, как побирушка, пиявка.
И тогда, значит, настало время возвращаться: домой, туда, к тем, кто питал нас, давал щедро, заботился, и, в конечном итоге, к Богу, Источнику всех благ.
Но так часто, пытаясь вернуться, мы встречаем не отца заблудшего сына: мы встречаем старшего брата, того, который никогда не имел подлинного взаимоотношения любви, дружбы, ни с нами, ни с отцом. Мы встречаем того, который может похвалиться, что он всегда был добросовестным, честно „работал” в доме отца, делал все, что нужно – но безразлично: выполнял, как выполняют обязанность, которой не избежишь, или же как сделку: как работу за плату, работу ради обеспеченности, труд в обмен за принадлежность к „дому”, за обеспеченность.
Нам надо, задуматься над этим; потому что в нашем опыте человеческих отношений мы не всегда только блудный сын; мы так часто являемся старшим братом, и приходящего к нам и говорящего: „Я выпал из общения с тобой по своей вине, я вел – или вела – себя паразитом, я хочу теперь быть другом!” – встречаем словами (или жестом): „Было время, я тебе был другом! Было время – мы жили в общении, которое мне было драгоценно, – ты разбил, разбила его! Раны мои зажили, не хочу я больше раскрыться! Для. меня ты – прошлое; ты мертв, мертва; иди к другим, чтобы они вернули тебя к жизни...” Как часто мы являемся старшим братом?
И мы поступаем так непохоже на отца, который ни в какую минуту не переставал любить заблудшего сына, даже в момент, когда этот заблудший отрекся от него, отверг его, ждал, „когда же ты умрешь”, чтобы распоряжаться всем, что этот человек накопил годами труда, мудрости, годами жертвенной любви. Отец никогда не переставал любить; старший брат перестал – или, вернее, никогда и не любил, только имел „деловые” отношения с теми, кто его окружал.
А отец вперед бежит, чтобы встретить заблудшего: случалось ли нам когда-либо поступить так? Когда кто-то оскорбил нас глубоко, жестоко, – сделали ли мы когда-либо первый шаг, помня, что потерпевшему обиду легче сделать первый шаг, потому что он не унизителен, он не чреват страхом: а вдруг меня отвергнут? – тогда как обидчик в ужасе от предстоящего унижения, а может быть, и отвержения... Сделали ли мы когда-либо первый шаг, чтобы вернуть к жизни того, кто духовно, человечески мертв? Готовы ли мы были дать ему его первую одежду, то есть окутать его былым взаимоотношением? Готовы ли мы были, когда он промотал наше сокровище, унизил нас, обокрал нас, доверить ему наш перстень, дающий ему власть над нашей личностью, нашим имуществом, нашей честью? Дали ли мы ему, как говорит притча, обувь на ноги его, чтобы он мог ходить, и ходить безопасно?
Задумаемся в таких категориях; и если мы так задумаемся, каждый из нас сможет обнаружить, на чем он стоит; в каждом из нас переплетаются все элементы этой трагической и дивной притчи. Но недостаточно обнаружить это; обнаружив, кто мы, мы должны сделать что-то; мы должны принять решение, мы должны отречься от той личности, которой мы были до сих пор, вернуться, и просить о прощении, о милости. Просить прощения у Бога легко, потому что Бог видимо, осязаемо никогда не отсылает нас пустыми от Себя, никогда не говорит нам „уйди от Меня!” Но просить прощения у тех, которых мы оскорбили, и которые обидели нас...
Подумаем над этим: на следующей неделе мы будем вспоминать падение человека, вспоминать, как человечество утратило рай, единство с Богом, единство друг с другом, гармонию с тварным миром, – все потеряло. Сегодня – последнее предостережение; мы можем сделать что-то в течение наступающей недели – не все, но что-то, так, что когда мы предстанем перед Судом, мы бы взглянули на Судию и сказали: „Оправдания мне нет, – но я сделал, что мог; помилуй и спаси!” Аминь.
http://www.iakovlevskoe.ru/bible/268-prodigal
Священномученик Сергий (Мечев)
Неделя о блудном сыне
Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
От Недели о мытаре и фарисее Святая Церковь ведет нас теперь к Неделе о блудном сыне. Состояние, в котором находится мытарь, когда он взывает к Богу о помиловании и не только не помышляет о своих добродетелях, а не смеет возвести глаз своих к небу, - это состояние еще глубже раскрывается в образе блудного сына.
Господь нас создал, мы в Господе живем и умираем без Него настоящей смертью. Мы поступаем обычно как блудный сын, который, получив от отца имение, ушел от него на страну далече, думая, что со своими полученными дарованиями он проживет своими силами. Но в духовном отношении это есть смерть, ибо, по словам святых отцов, в Боге мы живем. Когда блудный сын возвратился, то отец сказал другому сыну, негодовавшему на радостный прием, оказанный брату: брат твой сей был мертв и ожил (Лк. 15, 32). Вот в состоянии отчуждения от Бога самое главное – это то, что мы не сознаем себя находящимися во грехе и забываем, каковы мы по самой природе. По природе нашей мы образ неизреченной Божией славы, хотя и носим язвы многих согрешений. Мы граждане иного мира, небесные граждане. И если мы живем здесь на земле, то для того, чтобы на земле устраивать Царство Божие, памятуя о своем небесном отечестве.
Служба в Неделю о блудном сыне раскрывает нам состояние отчуждения от Бога: “Иждих блудно отеческаго имения богатство и расточив, пуст бых, в страну вселився лукавых граждан...”.
Вот в таком состоянии блудный сын находился в течение долгого времени и, наконец, говорит евангельская притча, пришел в себя (Лк. 15,17).
Что значит “пришел в себя”?
Один святой отец говорит, что начало нашего спасения есть познание самого себя. Но ведь познание самого себя есть дело всей жизни, это и есть то, к чему человек стремился в течение всего своего существования. Святые отцы раскрывают смысл этого изречения, говоря, что до тех пор пока ты не познал, кто ты, пока ты сам в себе не ощутил образа Божия, пока ты, живя среди земных граждан, не почувствовал, что ты гражданин неба, и поработился “чуждым гражданам”, пока ты, живя среди грязи своей собственной души, не познал в себе образа Божия, - до тех пор ты не вступил на путь спасения, не начинал еще своего спасения. Оно начинается с того момента, когда я познал свою Божественную природу. Так было и с блудным сыном. Он в один момент почувствовал, что есть иная жизнь в Отце и с Отцом, он почувствовал, что живет порабощенный в стране чуждой и не имеет подлинной, настоящей жизни. Начав с познания самого себя, человек, идя дальше по этому пути, противопоставляет в самом себе то, что есть в нем от образа Божия, хотя и покрытого язвами согрешений, и то, что внесено им, человеком, как растление своей души чуждыми обычаями: “Поработихся гражданом странным, и в страну тлетворную отъидох...” – говорит служба этого дня. И с этого момента он начинает жаждать жизни в Боге и очищения себя от язв согрешений во имя образа Божия.
К великому подвижнику – преподобному Антонию – пришел один инок и стал просить, чтобы он простил и помиловал его. Антоний же отвечал ему: “Ни я, ни Бог тебя не помилует, если ты сам себя не помилуешь”. С первого взгляда этот ответ кажется странным. Как же так? А для духовной жизни это величайшая истина. Пока я сам в себе не обрету образа Божия, сам не помилую этого человека, находящегося в бездне греховной, но имеющего образ Божий, до тех пор пока я сам не помилую в себе создание Божие, в своей совести не помилую себя грешного, скверного и блудного, - до тех пор и Бог не помилует меня, до тех пор тщетна и моя мольба.
Вот это состояние блудного сына, который увидел, как скверно он живет и как хорошо живут даже не сыны, а наемники у его отца, - вот это есть состояние помилования. Он помиловал себя и тогда пошел к Богу и у Него стал просить о помиловании.
Наше дело в течение Великого поста есть просьба о помиловании. Мы будем все время взывать: “Помилуй мя, Боже, помилуй мя”. Но в эту неделю, подготовляющую к посту, нужно взять от святоотеческого опыта то, что он нам дает, иначе тщетны будут наши просьбы о помиловании. Мы должны ощутить в себе образ Божий, остатки Божественной красоты, которые есть в нас, хотя и искаженные, и прежде всего помиловать себя, понять, кто мы в жизни и кто мы в творении.
В жизни мы грешные, живущие в “стране далече”, постоянно забывающие о Боге, а в творении мы есть образ неизреченной Божией славы и только в Нем мы живем, только в Нем наше спасение.
И это противопоставление себя в творении и себя в жизни и дает в известный момент состояние помилования себя. Вот смысл слов аввы Антония. И если мы в какой-то момент своей жизни помилуем себя и почувствуем противопоставление себя в творении и себя в жизни, тогда мы можем, подобно блудному сыну, идти к Богу и просить о помиловании. Но и в этом шествии мы должны работать Богу, а мы постоянно забываем, даже в нашем служении Богу, для чего мы должны все это делать.
Один авва, когда к нему обратились за назиданием, так определил духовное делание: “Когда мы жили в скиту, занятие о душе было нашим настоящим делом, а рукоделие - поделием, а ныне рукоделие стало настоящим делом, а занятие душой только поделием”.
Вот и мы в наших тех или иных работах помятуем не о том, о чем мы должны помнить. Мы забываем, что мы должны восстанавливать в себе образ Божий, что наше единственное дело на земле, нас, граждан земли, делаться гражданами неба. А мы думаем, что мы без этого можем спастись теми или иными делами: хождением в церковь, милостынею и т.д. Но все это есть только поделие в сравнении с настоящим делом – очищением души, покаянием.
Если у блудного сына и были какие-нибудь дела, то он стяжал их не на гумне покаяния, не на сознании своего ничтожества перед Богом, а на основе гордости.
Мы должны знать, что если мы хотим идти путем Христовым, то должны понимать, кто мы в жизни и кто в творении, для чего мы призваны в эту жизнь и что представляем из себя в настоящий момент. И если перед нашими глазами постоянно будет творение Божие, образ неизреченной Божией славы, тогда мы будем миловать себя. Это не значит, что мы будем гордиться, прощать себя, оправдываться, а мы в самих себе увидим неизреченный храм Божией славы, почувствуем всю радость жизни в Боге и ощутим ту грязь, в которой мы живем. Тогда мы придем к Богу и будем просить Его, как блудный сын: Прими меня в число наемников Твоих (Лк. 15, 19). Прими меня, я хочу жить с Тобой, в Тебе.
И если мы придем в таком состоянии, то будем приняты, как блудный сын.
Эта неделя, от мытаря возводя нас к блудному сыну, открывает не только сторону подхода человека к Богу, но раскрывает и другое - подход Бога к человеку.
Бог еще издали увидел его, кающегося грешника, Сам бросается к нему и Сам облекает его в одежду первую – нетленную, одежду творения, облекает тварь, которая растлила эту одежду и, по словам Великого канона, лежит нагая и не стыдится; и велит заколоть тельца и веселится Сам с покаявшимся сыном.
Не напрасно Святая Церковь проводит нас через эти состояния – иного пути нет. Только осознав в себе образ Божий, помиловав себя, мы можем надеяться, придя к Богу, что Он примет нас и даст нам одежду нашу первую, которую Он исткал нам от начала века. Аминь.
http://halkidon2006.orthodoxy.ru/lki/039.htm
Неделя о блудном сыне
Протоиерей Дмитрий Смирнов
Николай Лосев. "Возвращение блудного сына"
Господь в притчах говорил самые сокровенные тайны духовной жизни и Царствия Небесного. Мы слышали притчу о блудном сыне. Святая Церковь избрала ее воскресным чтением, чтобы в нас вошло это слово Господне, потому что в воскресенье испокон века храмы наполнены большим количеством православных христиан.
У отца было два сына, и меньший из них однажды сказал: "Отче, дай мне следующую мне часть имения". Отец разделил имение, младший сын ушел на страну далече, жил блудно и все имение расточил, обнищал, ничего у него не осталось. "Когда же он прожил все, настал великий голод в той стране, и он начал нуждаться; и пошел, пристал к одному из жителей страны той, а тот послал его на поля свои пасти свиней; и он рад был наполнить чрево свое рожками, которые ели свиньи, но никто не давал ему. Придя же в себя, сказал: сколько наемников у отца моего избыточествуют хлебом, а я умираю от голода; встану, пойду к отцу моему и скажу ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим; прими меня в число наемников твоих".
И когда он так решил, "пришел в себя", как сказано, и пошел к отцу. Отец, завидя его издали, выбежал навстречу, приказал своим слугам дать ему первую одежду, возложил на руку его перстень - знак сыновнего достоинства, велел закласть тельца упитанного и устроил пир. Тогда старший брат посетовал на это: как же так, я всегда с тобою, а ты никогда даже козленка мне не дал для того, чтобы попировать с друзьями. А отец ему на это сказал: ты всегда со мною, и все, что мое, то твое, а младший сын был мертв и ожил, и поэтому такое пиршество.
Эта притча - о покаянии, о том, как милостивый Господь ждет человека, ждет его покаяния, ждет, когда он придет в себя. Она о каждом из нас и о каждом человеке, живущем на земле. Отец Небесный дал нам огромное имение. Человек создан Богом очень богатым: у него есть слово, у него есть прекрасный разум, высокие чувства; он имеет такие колоссальные способности и такое могущество, что может даже всю землю перевернуть. Но по данной ему свободе воли человек - сын, а не раб, поэтому он, если того пожелает, может от Бога уйти, а если пожелает, может с Богом остаться.
В притче говорится о младшем сыне, который ушел от Бога. Сказано, что он ушел на страну далече и потратил свое имение, живя блудно. Действительно, когда человек уходит от Бога, он теряет очень многое: теряет ум - становится более глупым; теряет зрение - перестает видеть духовный мир; Бог, ангелы и вообще духовный мир для него перестают существовать. Почти как страус: голову в песок зароет и считает, что его уже никто не видит. Или как маленький ребенок, который говорит: "Я вам сейчас сделаю темно", и зажмуривает глаза; он думает, что раз ему темно, то, значит, и всем темно. Так и человек, удаляясь от Бога, перестает быть зрячим. Он становится глухим - уже не слышит, как к нему Господь обращается, не слышит голоса своей совести и перестает различать добро и зло.
Человек нищает, приходит в убогое состояние, но память о том, что есть блаженная жизнь в Отцовском доме, у него сохраняется, хотя он часто и не понимает, чего он лишен, какого сокровища, потому что далеко-далеко ушел от Бога. Поэтому всегда в душе каждого человека, где бы он ни был, чем бы ни занимался, есть некий идеал; каждый стремится к счастью, к блаженству. И, живя без Бога, все-таки пытается так устроиться, чтобы быть дальше от скорбей - так как та жизнь, которой он живет, приносит ему большие страдания, потому что грех, в котором он пребывает, его не насыщает.
Когда человек удаляется от Бога, он поступает на службу к дьяволу. Это происходит часто невольно, но всегда. И в притче об этом сказано: когда он прожил все имение свое, "пошел, пристал к одному из жителей страны той (страна, которая так далека от Отца Небесного,- это мир страстей; там, где нет Бога, там царство дьявола, царство сатаны), а тот послал его на поля свои пасти свиней". Свиньи - знакомый из Евангелия образ. Когда Господь исцелил гадаринских бесноватых, бесы просили: позволь нам войти в свиней; и свиньи побежали, с крутизны бросились в море и все утонули. Свинья здесь - символ. Символ людской грязи. Это животное, которое любит грязь, любит всякую нечистоту; оно не может видеть неба, его глаза всегда обращены вниз, к собственному корыту; оно может только есть, причем бесконечно утучнять свое тело. Со свиньей связано много слов, которые показывают, во что человек может превратиться. Мы говорим: ну посмотри на себя, ты как свинья. Свинство - свойство души, когда человеку ни до кого нет дела, только до самого себя, до собственной плоти и собственных похотей.
В этой притче образно, символически под свиньями разумеются страсти, которые человек приобрел взамен добродетелей, заложенных в нем Самим Богом. То есть вместо милосердия, смирения, молитвенности, воздержания, вместо благости, веры, любви, послушания в нем растут гордость, тщеславие, зависть, блудность, осуждение, злоба, злопамятность, чревоугодие, объедение, сребролюбие, жадность, осуждение - множество свиней в его душе. Он их пасет, утучняет, развивает, старается прокормить, но голод его от этого не перестает. Таков закон духовной жизни: сколько ни пьешь - не напьешься; чем больше съел в понедельник, тем больше хочется во вторник; чем больше денег копишь, тем больше тебе надо. Страсти греховные, которые человек пасет в своем сердце, не насыщают его; невозможно насытиться грехом. Поэтому в притче сказано, что он мечтал насытиться, но ничего не получалось, он оставался голодным.
И тут произошло чудо: коснулась сердца этого блудного сына благодать Божия и он опомнился, пришел в себя (то есть раньше вышел из себя) и подумал: ну как же так, у моего отца даже наемники ни в чем не имеют нужды, а я так страшно мучаюсь. Ну не глупо ли это? И решил: пойду и скажу отцу: "Согрешил я на Небо и перед тобою и недостоин уже быть твоим сыном. Ты меня прими хотя бы в число наемников твоих. Пусть я лучше буду для тебя трудиться, как раб последний, но хоть от тебя питаться, чем на стране далече буду служить дьяволу и питать свои страсти, которые все равно не могу насытить". Как только он это решил и пошел, отец сам вышел навстречу и не только принял его в число наемников, но и восстановил в сыновнем достоинстве. Простил ему все, что он растратил, и заклал тельца упитанного и устроил пир. Телец упитанный и пир - это тоже знакомые нам из Евангелия образы. Под тельцом разумеется Евхаристия; это образ Христа, Который заклался за наши грехи, и от вкушения Его Тела мы получаем благодать Божию; а пир - это есть Божественная литургия, Тайная вечеря в Царствии Небесном, которую мы совершаем.
Эта притча про нас с вами. Живя по своим страстям, Бог весть чем занимаясь, мы уходим от Бога на страну далече, постоянно изменяем Ему, но каждый раз, когда мы приносим Ему покаяние, Он готов нас простить, готов нас обнять, дает нам восстановление в нашем сыновнем достоинстве, потому что все мы изначала являемся сынами Божиими, это сыновство подается нам крещением,- и мы вновь и вновь можем участвовать в пире Сына Божия, Пресвятой Троицы, причащаться Святых Христовых Тайн. Вот такую благодать дает нам Господь.
Какое поучение мы можем извлечь из этой притчи? Во-первых, что Господь всегда знает все наши прегрешения. Он дает нам полную свободу, потому что Ему не нужны несмысленные рабы. Господу нужна любовь, а любовь может быть только свободной. И поэтому каждый из нас свободен грешить или не грешить. Но если, греша, человек все-таки придет в себя и поймет, что он грехом не насытится, а только больше и больше будет от этого страдать; и наконец поставит предел греху и решит немножко потрудиться над своей душой - как наемник, как раб, как чернорабочий поработать для Царствия Божия, для того, чтобы ему вернуться к Отцу; и если он обратится к Богу с покаянными словами: "Господи, Ты меня прости",- Господь имеет такое великодушие, такое снисхождение к нам, что Сам выбегает к нам навстречу, Сам приходит к нам; нужно только обратиться к Нему - и Господь близко. Но этот первый шаг должны сделать мы.
Почему так происходит? Почему Господь не к каждому подходит, не берет его за шиворот, не вынимает из грязи и не ставит на то место, которое ему предназначено? Дело в том, что пока человек сам не придет в чувство, не придет в себя, от него бесполезно ожидать любви. Господь ждет смирения и покаяния, потому что покаяние - это акт свободной воли человека, это его суд над самим собой: "Господи, я согрешил против Неба и пред Тобою". Надо осознать это, без этого осознания изменения не произойдет. И Господь готов вновь и вновь нас омывать, очищать и возводить на ту высоту, с которой мы каждый раз ниспадаем после того, как соединяемся с Ним. Мы соединяемся с Богом в Святой Евхаристии, но, выходя из храма, вновь уходим на страну далече - уходим в свои помыслы, в свою суету, в свои страсти; начинаем опять служить им, как будто и нет никакого Евангелия, никакого Царствия Божия, как будто и нет никакого Бога. Нам даже не стыдно, мы даже себя оправдываем: а что, дескать, я могу сделать?
Почему Господь в Своей притче из бесчисленного множества страстей избрал блуд? Потому что это самая заметная страсть. Если человек тщеславен, жаден, он может этого за собой не замечать, но блудность не может пройти для него незаметно, потому что она забирает все его естество. В патерике описан такой случай: одному нечисто живущему человеку явился бес, который стоял и зажимал когтями свои ноздри. Человек спрашивает: "Что с тобой?" А бес говорит: "Ты так блуден и от тебя так смердит, что даже я не могу выдерживать этого зловония". Этот грех оттого так омерзителен, что он низводит человеческое достоинство царского священства на уровень самый последний, скотский, свинский. Когда человек отдается этой страсти, он ниспровергает себя с Неба в самую мерзкую, низкую грязь. Именно блуд называется падением, потому что, как говорится, дальше ехать некуда. Ниже только демонизм, преисподняя, уподобление бесам.
Почему еще Господь остановился именно на этой страсти? Потому что блуд всегда бывает следствием гордости. Каким образом это связано? Дело в том, что если бы Господь дал возможность дьяволу полностью нами властвовать, то бесы разодрали бы нас на части. Но, по милости Божией, Господь попускает в нас действие дьявольской силы настолько, насколько мы можем выдержать, противостоя ей. И когда человек пребывает в гордыне (а она ослепляет), не может видеть в себе гордости - тогда Господь, чтобы его смирить, попускает блудному бесу напасть на него. И, видя и терпя эту пагубную, всегда заметную для него и всегда мучающую его страсть, человек может определить, что он горд.
Бесу блуда попущено в нем действовать именно для того, чтобы смирить гордыню, потому что эта страсть настолько омерзительна, что каждый старается ее таить, скрыть, стыдится ее, не выпячивает. Этот внутренний крест и страдание продолжаются у человека до тех пор, пока он не смирится. И эта страсть настолько бывает мучительна, становится столь страшной казнью, что тот, который смиренно ее терпит не сдаваясь и претерпит до конца, приравнивается к святым мученикам: "претерпевый до конца, той спасен будет". А для чего Богу нужно так человека смирить? Для того, чтобы в него могла войти благодать Божия, потому что Бог только смиренным дает благодать, а гордым Он противится. Поэтому Господь, чтобы спасти человека, попускает в нем действовать этому бесу, чтобы им был выгнан бес более страшный.
В духовной жизни все очень связано, и многие подвижники благочестия, наблюдая за действием страстей в себе и себе подобных, разработали славное учение, которое называется аскетикой,- учение о борьбе со страстями. Оказывается, какую бы свинью мы ни пасли в своем сердце, какая бы страсть в нас ни жила, она победима. Каждый может преодолеть любую страсть, но, конечно, только с помощью Божией, потому что это духовная борьба и победить в ней можно только Духом - Духом благодати Божией, Духом Святым, Который есть третья Ипостась Пресвятой Троицы. Только Он приходит, очищает и потом поселяется в нашем сердце. А привлечь Его можно лишь осознанием своего греха, признанием перед Богом своих заблуждений, признанием перед Ним своей нечистой жизни, покаянием и обращением.
Страсть можно победить только тогда, когда ты ее осознал, когда ты ее видишь, когда ты понял, что это твоя беда. А у нас часто бывает наоборот. Почему страсти в нас растут и множатся? Потому что мы постоянно их лелеем. Как побороть страсть - например, гнев? Это тоже грех смертный, как и блуд; он так же погубляет душу, потому что человек под действием этой страсти превращается в демона. Посмотрите на гневливого - и вы увидите беса. Человек в гневе способен даже убить, потом опомнится и скажет: как это я мог так сделать? Да очень просто, в тебя бес на это время вселился, вот ты и убил.
Что делать, если кто-то увидел или почувствовал, что в нем существует страсть гнева? Один дает ему волю, срывает зло, пытается отомстить тому, кто его прогневал, раздражается, кричит, набрасывается то на одного, то на другого, всем недоволен. А другой, наоборот, старается гнев для начала хотя бы удержать в себе. И вот если мы будем гнев свой срывать, то он в нас будет только расти, мы будем распускаться все больше, больше и больше. А если будем постоянно, день ото дня, год от года не давать ему воли, тогда мы увидим, что он постепенно, постепенно исчезает - до тех пор, пока не исчезнет совсем.
Как можно лечить гнев? Первое упражнение - не выплескивать его на других. Когда почувствуешь, что говоришь с раздражением,- замолчи и молись Богу, пока гнев не пройдет. Или надо заметить, например, что тебя больше всего раздражает. Если кажется, что невозможно терпеть, то для начала нужно постараться избегать рискованных для гнева ситуаций. А потом, когда заметил, что уже в силах понести, то, может быть, наоборот, полезно прийти и потерпеть, потому что надо терпеть и смиряться. А если, допустим, сорвался - то сделать десяток-другой поклонов с молитвой; если два раза сорвался - то три десятка. И так вот беспощадно в себе этот гнев истреблять, быть в постоянной борьбе! Если человек будет жаждать исцеления и начнет делать необходимое для этого, то постепенно гнев будет в нем убывать.
А то, пока все спокойно, и мы спокойны, но чуть нас заденут - опять гнев, опять скандал, драка, ругань, злоба, ненависть, мстительность и все возможные последствия. И так можно жить годами. В храм пришел: "Во всем грешен, батюшка". Причастился - и завтра опять сначала: кто-то заденет в автобусе или кто-то из родственников что-то скажет справедливо или несправедливо - и мы уже кипим. Мы очень часто ищем справедливости и даем волю гневу. Но гнев - это всегда страсть, он не может быть справедлив; какая разница, по какому поводу ты проявляешь свою страсть, это совершенно неважно. У римлян была такая пословица: "Юпитер, ты сердишься, значит, ты не прав". Любой гневающийся всегда не прав, потому что гнев - это страсть неправая, греховная, бесовская.
Каждая страсть греховна, каждая направлена против любви, против Бога. Когда человек имеет какую-то страсть, он всегда ею враждует против любви к Богу и против любви к ближнему, нарушает этот союз. Поэтому, пока мы эти страсти в себе культивируем, посещение благодати Божией для нас невозможно, невозможна встреча со Христом, соединение с Царством Небесным. А у каждого из нас какое-то понятие о Царствии Небесном все же есть. Иногда - может быть, в прошлом году, может, когда-то раньше - нас все-таки касалась благодать Божия; хоть отблеском, но мы обязательно познали ее, иначе мы бы здесь не были, потому что вера всегда зиждется на духовном опыте. Но вместо того, чтобы это развивать, стараться все больше и больше приблизиться к Царствию Божьему, мы, наоборот, лелеем свои страсти.
Мы живем, как мирские люди, как люди, которые никогда не вкушали благодать Божию. Они хранят свой покой - и мы храним свой покой; они ищут себе пользы - и мы; они боятся боли - и мы; они хотят подольше пожить - и мы смерти боимся. И так во всем. Спрашивается: а какая тогда между нами разница? Разница очень большая: когда все умрем, то мы будем гораздо ниже тех в преисподней, потому что с них никакого спроса нет - они Евангелие не читали, в церковь не ходили, ничего не понимают. Нас будут судить по совершенно другому закону, потому что тот, кто знал и не сотворил, биен будет больше, чем тот, кто не сотворил по незнанию.
Но бывает так: вроде я серьезно, со всей ответственностью прошу у Бога: "Господи, исцели меня от этой страсти" - а она не исцеляется. Я как был жадным, так и остаюсь жадным, как любил денежки, так и продолжаю их любить. Почему во мне не происходит исцеление? Это может быть по двум причинам.
Первая: если моя молитва не совсем искренна. Как можно исцелить от жадности человека? Устроить ему в доме пожар, чтобы сгорело все: и мебель, и вещи, и сберегательная книжка, и даже столовое серебро расплавилось? Ну и что, может ли человек это выдержать? Господь видит: не может; он будет жалеть, будет слезы проливать, впадет в отчаяние; он может даже с горя удавиться. Поэтому Господь его жалеет и начинает его лечить понемножку, потихонечку. Он посылает к нему человека и говорит: попрошу-ка у него, может быть, его сердце раскроется. Раз послал - смотрит, раскрылось, дал пять рублей. Ну, говорит, пошлю к нему второй раз, денька через два. Тот пришел - а он уже не дает: ну как же, я тебе позавчера давал, сейчас уже не могу. Вот и все. Значит, человек вроде на словах хочет от жадности исцелиться, а на деле-то ну никак. Потому что когда он действительно хочет исцелиться, то легко с имением расстается, а даже если не легко, то понуждает, заставляет себя, как бы скрепя сердце, прямо с мясом, так - раз, и все. Ну, действительно, не умру же я, в конце концов, хотя дьявол мысль вкладывает: ты умрешь, ты больше не можешь. Как часто, бывает, слышим: "Я не могу без нее жить"; но вот она умерла - схоронил и через полгода женился. Все спокойно, все в порядке; ну поплакал, ну погоревал, но не умер же. Хотя в данный момент кажется: сейчас прямо застрелюсь. А на самом деле - нет. То, что нам кажется, не всегда истинно.
А бывает, что и Сам Господь не спешит давать человеку освободиться от какой-то страсти. Вот освободи его, допустим, от блудной страсти - но в нем разовьется такая бесовская гордость, что спасти его будет просто невозможно. Возьмем какой-нибудь исторический персонаж, например Будду. Он преодолел страсти настолько, что им совершенно ничто не владело, кроме одного - он говорил: не ищите себе учителей, не взывайте к Богу, Он не слышит вас; смотрите на меня - я выше всех богов. Вот тебе и раз! То есть бес гордости настолько силен и может настолько овладеть человеком, что заставит его выгнать всех остальных бесов, и человек будет думать, что он совершенно бесстрастен, как небожитель, а на самом деле им будет владеть самая главная, самая пагубная, самая страшная, самая чудовищная страсть, в которой и есть, собственно, начало и конец отвержения Бога, потому что гордость - это мать всех пороков.
Поэтому иногда мучает нас какая-то страсть, мы ее уже определили и просим у Бога: "Господи, Ты нас избавь" - а ничего не получается. Господь не изгоняет сразу этого беса, потому что другой, более сильный, тут же вылезет на его место. Богу возможно взять и очистить человека. Вот был, допустим, гневливый, а Господь может в один миг сделать его совершенно безгневным. Но если в то место в душе, где этот бес сидел, не вольется благодать Божия, тогда бес, походя по безводным местам, найдет еще семь злейших себя, и они туда войдут, и будет последнее горше первого, что мы опять узнаем из Священного Писания. Именно поэтому Господь часто не попускает нам моментального исцеления: мы к этому просто не готовы и не можем этого удержать.
Господь каждого может сделать чудотворцем, но кто из нас, не впадая в тщеславие, способен творить чудеса? Никто. Поэтому Господь и не дает нам никаких духовных дарований, которые были прежде. Так и святые отцы много сотен лет назад говорили, что в последние времена полностью отнимутся всякие дарования от Церкви, не останется ни чудес, ни знамений. Будут жить в Церкви величайшие святые, но они не будут творить чудес, потому что человек не сможет этого выдержать. Если святые древности, творя чудеса, видели в этом проявление не какой-то своей силы, а именно силы Божией и имели такое смирение, что, несмотря на величайшие дарования, считали себя первыми грешниками, то для нас это невозможно. У нас обязательно будет тщеславие, мы обязательно будем думать, что мы преуспели, что у нас какое-то "самосовершенствование" и прочие глупости. И поэтому, попустив в себя войти бесу гордости, сразу все растеряем и шлепнемся опять в грязь, опять в свинскую жизнь. И все начнется сначала, потому что нет хуже греха, чем гордость, и все остальные грехи менее Богу противны, чем она. Поэтому нам нужна длительная борьба, длительное очищение, длительная работа над собой с помощью Божией, чтобы благодать Божия поселилась в нашем сердце.
Сегодняшняя притча учит тому, чтобы мы постоянно обращались к Богу и знали, что Господь Сам хочет нас исцелить, Сам хочет нам помочь. Но для этого у нас должна быть ненависть к той свинской жизни, в которой мы живем; нам необходимо возненавидеть грех, который лишает нас возможности быть в Царствии Небесном. У нас не хватает решимости порвать с грехом сразу, потому что мы к нему приросли. Этот процесс происходит постепенно, но в ту меру, в которую он может, каждый должен подвизаться против страстей, бороться, совершать подвиг. Главное, чтобы было движение.
Мы должны знать, что, будем ли мы в Царствии Небесном вечерять с Господом или не будем, зависит только от нас, от нашего обращения. Это обращение наше к Богу должно быть постоянно, покаяние должно стать сутью нашей жизни, потому что мы согрешаем непрестанно. И надо всегда помнить, что на Небесах бывает радость об одном грешнике кающемся больше, чем о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии. Когда мы каемся, когда мы сознаем свой грех, вступаем с ним хоть в маленькую, но борьбу, Господь радуется.
Многие "боятся" каяться, стесняются исповедоваться. Это опять по гордости. На самом деле большей радости Богу мы доставить не можем. Это как для отца с матерью, когда сын не слушался, не слушался - а потом вдруг опомнился и сказал: "Ой, мама, прости, я больше так не буду". И она уже сразу все забыла, готова простить, и обнять, и поцеловать, потому что человек кается. Не формально, как вызубренный, но непонятный урок: "Прости, больше не буду" - это не покаяние. А именно когда человек осознал и решил исправиться. Вот тогда и начинается эта радость, радость общения с Богом, потому что грех - это то, что нам мешает с Богом соединиться. Аминь.
http://www.pravzhurnal.ru/Preobrazhenie/Duhovnaya_zhizn/nedelya-o-bludnom-syne.html
Назад в раздел